Уже десять дней он думал об одном. Что бы ни де­лал... Куда бы ни шел... Мыс­ленно . «проигрывал» ситуации. Все должно было получиться. И наконец решился — сегодня ночью...

Шел самый глухой час — что-то около четырех. Спали ребята на двухъярусных крова­тях. Спал гарнизон. За высо­кими стенами части спал горо­док. А он гнал сон. Лежал с закрытыми глазами. Встал потихоньку, стараясь не шуметь, но и не крадучись. Ведь если все делать так, как задумал, его должны вовремя заметить. Прошел в туалет. Достал зара­нее приготовленное лезвие для безопасной бритвы и еще раз внимательно осмотрел руку. Синяя венка пульсировала ров­но и наполненно. Приложил к ней лезвие и надавил. Показа­лось, даже не больно. Надавил посильнее. Надрез некоторое время был белым, затем набух кровью, и вот она уже ручей­ком покатилась по руке, зака­пала на пол. Он сидел и ждал...

Дневальный вошел в туалет, поглядел на него, на лужу крови и понял все сразу.

- Ты что, дурак?

Спросил, не особенно цере­монясь, и перетягивая ему ру­ку своим ремнем.

- Жить не хочу...

- Не ври. Служить ты не хочешь...

Его отвели в медпункт. Кровь остановили. Руку перевязали. Утром пришел командир роты, и его повели в штаб. С ним разговаривали, спрашивали. А он, старательно вспоминая прочитанное еще на «граждан­ке» в учебнике по психиатрии, убеждал: «Жить не хочу, не вижу смысла». По-научному это явление именовалось слож­но и отчужденно — суицид. В народе просто — попытка са­моубийства. Но, как уяснил он % уже через короткое время бесе­ды с командирами, было этому и еще одно название — пред­намеренное членовредительст­во, что уголовно наказуемо. И он понял: все не так просто, как думал, — вскрою вену, по­ведут к врачам, буду строго придерживаться бреда, харак­терного для маниакально-деп­рессивного психоза, комиссуют по состоянию здоровья и, здравствуй, Москва, — все сло­жнее, если симуляцию выявят, придется отвечать по закону. И когда замполит роты спро­сил: «А мать тебе не жаль? Ведь ты у нее один?» — он признался. Во всем.

Мы сидим с Димой Самохиным в отдельном, свободном сейчас кабинете, и я внима­тельно осматриваю порез на его руке.

- Не страшно было? Вдруг бы не рассчитал...

- Нет. Я ведь не сильно по­резал. Чуть. Умирать не соби­рался.

- А что ты собирался?

Он бросает на меня насмеш­ливый взгляд живых, умных, темных глаз.

- «Закосить» хотел от ар­мии. Многие так делают.

- А сколько ты прослужил?

- Десять дней.

- И что же, так страшно по­казалось?

- Да нет. Не страшно. Про­сто непривычно. Я еще на «гражданке» решил, что эти два года — выброшенные из жизни. Я много хочу. А здесь нет для этого свободы. Все по команде, по расписанию. Дру­гой образ жизни...

Вот она и первая проблема — низкая эмоционально-волевая готовность довольно значи­тельной части призывников к службе в армии: неразвитость волевых качеств, неумение сдерживать - отрицательные эмоций, переносить трудности непривычного уклада жизни, управлять своим поведением. И причин этому много. Одна из них — воспитание ребят в семье таким образом, что они просто не готовы воспринять этот «другой образ жизни». А он действительно непривы­чен и достаточно сложен, осо­бенно на первых порах слу­жбы.

День солдата начинается в шесть утра, с подъема. Тридцати - сорокаминутная физзарядка на территории ча­сти. Заправка постельных при­надлежностей. Завтрак. Затем тренаж, то есть отработка вопросов строевой подготовки, специальной подготовки, защи­ты от оружия массового пора­жения, стрелковой подготовки; Развод на занятия в восемь пятьдесят и в девять часов — начало занятий, которые длятся шесть часов в день. Обед в тринадцать тридцать — четыр­надцать. После обеда тридцать минут свободного времени, когда можно почитать, напи­сать письмо, просто покурить. Еще час занятий и два часа самоподготовки (совершенство­вание теоретических знаний, полученных на занятиях, под­готовка к следующим). Ужин. Около часа времени на полити­ко-массовую работу (меропри­ятия воспитательного характе­ра, беседы, встречи с интерес­ными людьми). Обязательный просмотр программы «Время». Прогулка перед сном и ритуал вечерней поверки. В двадцать два часа — отбой.

Мы побывали в казармах и бытовых комнатах, в классах и красных уголках, в столовой и солдатском кафе. Мы видели спортивный зал и отдельно вы­строенную баню, швейную ма­стерскую, обувную, банно-пра­чечный комбинат, магазин «Военторга», теплицы для вы­ращивания свежих овощей, то есть все, что нужно, чтобы обе­спечить нормальное функцио­нирование этой напряженной воинской жизни. Разумеется, никто специально не готовился к посещению нами этих объек­тов. Нам показали то, что есть. В обычный день. И в казармах было идеально чисто и тепло, и мерцали экранами цветные телевизоры. И в подборе «не­казенных», уютных светильни­ков и зеркал бытовых комнат, их старательном оформлении чувствовалось стремление мак­симально приблизить обста­новку к домашней. В солдат­ском кафе — свежая выпечка и фрукты, плодо-овощные кон­сервы, соки, чай, сметана. Бы­вает и такой ассортимент, от которого горожане уже от­выкли.

 В столовую, конечно, постарались попасть во время обе­да. Двухэтажное здание с просторным залом на втором этаже. Естественно, не ресто­ран. Нормальная солдатская столовая с большими столами, уставленными посудой, на­крытыми к обеду. Готовят ли гражданские повара, и специально подготовленные из числа солдат. Обслуживают пол­ностью солдаты, назначенные в этот день в наряд. Столовая — это одна из самых больших проблем, существующих на се­годняшний день в части. Пост­роенная давно, она была рас­считана на гораздо меньший контингент. И чтобы выйти из трудного положения, приходит­ся кормить ребят в две, а то в три смены. На качестве приготовленной пищи это не сказы­вается, столовая оснащена всем необходимым технологическим оборудованием. Но в четкую организацию порядка это вно­сит определенные трудности.

Не удержалась от вопросов к ребятам. Из многих проходя­щих мимо выбрала двоих, очень разных на вид. Один не без армейского щегольства (это совершенно особая шко­ла), с уверенным взглядом и сержантскими «лычками».

- Давно, служите?

- Год.

- А как вас зовут, откуда вы?

- Сергей Скида. Из Дон­басса.

- Сергей, то было сегодня на обед?

- Суп, тушеная капуста, компот, хлеб.

- Этого достаточно?

- Сейчас уже да. Привык. И чувствую, что хватает. Конечно, в кафе кое-что покупаю. Трудно сначала, после дома.  Там мы едим часто, то, что хочется и сколько хочется, а не столько, сколько нужно ор­ганизму...

...После дома... Вот этот парнишка наверняка несколько дней, как оттуда.

- Извините, сколько вы служите?

- Пятнадцать дней.

— А кто вы, откуда прие­хали?

- Юрий Кауров. Из Воро­нежа.

- Трудно в армии?

— Не так трудно, как непривычно. Все по-другому.

- Как по-другому?

- Знаете, как в детском са­ду — отвели, привели, за тебя подумали.

- Друзья уже появились?

- Скорее, пока хорошие зна­комые.

 Тоже из Воронежа?

- Нет. Из разных мест. Из Азербайджана, например.

- Не возникает конфликтов на межнациональной почве? Сейчас ведь это очень актуаль­но.

- Мы здесь, недавно. И ре­бята пока держатся теми груп­пами, которыми поступили. Особенно те, кто приезжает из Туркмении, Ферганы, Азербай­джана. У них свои традиции, свои обычаи, многие из них русский язык плохо знают. То, что они стараются держаться вместе, — можно понять.

Вот и еще одна серьезная проблема. Землячество, не несущее на первых порах, ка­залось бы, ничего предосуди­тельного — взаимовыручка, по­мощь, поддержка в непривычной ситуации, — в дальнейшем становится подобно мине за­медленного действия. Возника­ют микрогруппы, а значит и неформальные лидеры, имею­щие собственное мнение и ве­дущие за собой сослуживцев. Если между командиром и та­ким лидером отсутствует кон­такт, если офицер не сумеет использовать ситуацию таким образом, чтобы найти в этом лидере опору, с его помощью сформировать общественное мнение в нужном направлении, неизбежно возникают конфлик­ты, подчас серьезные. Сегодня, когда в республиках идет массированная межнациональная пропаганда, да что пропаганда, живая кровь льется, такие мик­рогруппы зачастую имеют на­циональную направленность. Многие солдаты объясняют их образование необходимостью защищать себя и своих земляков.

Мне рассказывает начальник штаба одного из батальонов.

Национальные проблемы начинают проявляться не сра­зу — через месяца полтора с начала службы. Такой факт: узбек, высокий, крепкий па­рень, неожиданно вмешался в «выяснение отношений» двух солдат, ему даже не знакомых. Стал бить одного из них. Ког­да его спросили, почему он это сделал, он ответил: «Мне по­казалось, что светлый обижает темного. Подумал, может, мо­его земляка...». Лет десять на­зад подобные вещи были вооб­ще не характерны для армии. Если раньше солдат в кафе начинал проталкиваться к прилавку без очереди, он был просто невоспитанным челове­ком. А сегодня, если такое происходит, остальные смот­рят — кто он по национально­сти и кого обидел. Вот уже и межнациональный конфликт.

Безусловно, с первых дней прибытия в часть молодого по­полнения с ним ведется специ­альная работа в этом направ­лении. Командиры пригляды­ваются к новичкам, выявляют среди них неформальных ли­деров, берут под контроль, за­нимаются с ними индивидуаль­но. Подразделения формируют­ся так, чтобы в нем были ре­бята разных национальностей. Таким образом, уже на нача­льном этапе службы заклады­вается фундамент здоровых отношений, необходимых для выполнения задач, стоящих перед воинским коллективом.

Кстати, часть, о которой идет речь, учебная и в первую очередь решает задачи подготовки специалистов и младших командиров для войск. Поэтому побывали мы и в учебных классах, располо­женных в большом, отдельном здании.

В классе подготовки радио­телеграфистов командир-пре­подаватель взвода роты связи вместе с группой проводит профессиональный отбор буду­щих специалистов из числа только что прибывших призыв­ников из Туркмении. Десять черноглазых ребят, еще не пе­реодетых в воинские формы, с любопытством поглядывают на аппаратуру, сосредоточива­ются, чтобы выполнить несло­жное,  но достаточно показа­тельное упражнение по мето­дике определения слуха. По­дается набор коротких и длин­ных сигналов ключом, которые нужно повторить голосом.

И сразу же результат. У од­них это точно или почти точно, у других даже, приблизитель­но не получается. Из десяти отобрали четверых парней. Ведь кроме музыкального слуха для овладения этой специаль­ностью нужны здоровые руки, то есть полностью должны быть исключены перенесенные переломы кистей и пальцев. А также недопустимы и черепно-­мозговые травмы в прошлом. Выясняется и еще одно обсто­ятельство — из четверых отоб­ранных для обучения специальности радиотелеграфиста двое до службы в армии упот­ребляли наркотическое веще­ство, широко распространенное в их регионе. Таким образом, из десяти — двое. И здесь про­является еще одна проблема из проблем,

Программа подготовки, сол­дата рассчитана на совершен­но здорового молодого челове­ка. На первые три-четыре месяца службы итак приходится максимум заболеваний, поскольку происходит ослабле­ние иммунитета. Это период адаптации организма в новых условиях жизни. Но беда в том, что медкомиссии при военкоматах отправляют слу­жить даже тех ребят, которые серьезно больны. Внутренние болезни, глазные, нервно-пси­хические расстройства, все что угодно можно встретить. Молодой солдат, если у него есть нарушения здоровья, просто не выдерживает армейской на­грузки. Ошибки врачей из медкомиссии обходятся доро­гой ценой, ущербом здо­ровью ребят и еще одним пре­пятствием стопроцентному вы­полнению задач, стоящих пе­ред нашей армией. Но если бы только они тревожили лю­дей, призванных решать эти задачи.

Нестабильность политической ситуации, вызвавшая дискре­дитацию армии, развал в эко­номике, как, впрочем, и все остальное, происходящее в стране, привели к тому, что сегодня офицер и его семья социально беззащитны. Только в Н-ской части, о которой идет речь, десятки офицеров не имеют квартир, их жены не имеют работы, дети не устро­ены в детские учреждения.

Проблемы... Проблемы… Даже при поверхностном знакомстве с жизнью воинского подразделения буквально то­нешь в них. И уже поздним часом не вызывает удивления вид ярко и одиноко светящих­ся трех окон на темной грома­де главного здания части. Это окна кабинета командира...

Л. САЛЬКОВА.

Фото Ю. Орлова.