Колокола памяти

чтв, 05/31/1990

Вот уже несколько лет каждое утро и после четырех часов пополудни, как в старину, плывет над Пушкинскими Горами, над окретными лесами и долами колокольный перезвон, напоминая о бренности нашей жизни, о вечности гения, неподвластного времени.

Когда-то на Руси колокола и человек были неразделимы. Под церковный перезвон его крестили, под праздничный — молился, под траурный - уходил в мир иной. В то же время колокол был и вестник, и набат, и поддужный спутник, и охранитель стада, и, конечно, утвердитель всякой победы и триумфа. Вспомните глинковского «Ивана Сусанина», его гениальное «Славься!». «Славься, славься, русский народ»— поет хор. «Славься, славься из рода в род!» — вторят ему колокола и колокольцы — солидные и мелкие, мажорные и малиновые. Недаром же Пушкин любил святогорские ярмарки, на которых звонили, как вспоминают современники, в сорок сороков.

На звоннице Святогорского монастыря было 14 колоколов, и каждый был гордостью обители. Одни из них, отлитый в Москве на заводе Данилы Тюленева в 1753 году по заказу настоятеля игумена Иннокентия, весил 151 пуд. Его звон можно было слышать за 15 — 25 верст, a в Михайловском и подавно, если в хорошую погоду он доносился даже до Новоржева.

Рассказывают, что этот колокол был особо голосистым потому, что в его состав мастер вложил столько серебра, сколько ни в один другой. Был в монастыре и колокол Горюн — подарок Грозного, царя Ивана Васильевича. Оттого, наверное, и горюн. Народ, как правило, находит меткие прозвища.

Один из старых колоколов можно и сейчас видеть в зале бывшей главной соборной церкви. К сожалению, поднять его на колокольню нельзя, он разбит в войну, а восстанавливать такие вещи мы еще не научились. Но то было вселенское лихолетье, когда пострадало многое. А Святогорская колокольня, как и тысячи других, онемела в мирное время, когда до всеобщего несчастья было еще несколько лет и никакой причины

рушить вековечные устои народ не видел, но, говоря словами Пушкина, безмолвствовал. Да и разве смел возразить?

Мы, в то время школьники, были невольными свидетелями этого кощунства, и оно по сей день стоит в памяти. Да, в истории и раньше случалось такое. Вспомним, снимал колокола великий Петр. Но ведь он и снимал для спасения Отечества и его славы, а не для поругания. В те времена даже лишить колокол языка нельзя было без суда и следствия, не говоря о том, чтобы уничтожить его.

Долго была немой Святогорская колокольня. Казалось, после войны, когда мы увидели такое, что не выразить словом, совесть заставит нас вернуть близкие и родные каждому русскому сердцу звоны, и они помогут спасти наши души, пережившие неимоверные потрясения.

И такие предложения от умных людей были. Архив сохранил документ, из которого ясно, что еще в 1944 году, когда Пушкинские Горы только что освободили от гитлеровских захватчиков, пушкинский дом Академии наук СССР был намерен восстановить Святогорскую звонницу и искал возможность приобрести для этого набор колоколов. Благое намерение, к сожалению, осуществить не удалось.

Но этот благородный порыв не угас. 28 мая 1949 года президент Академия наук СССР С. И. Вавилов обратился к председателю Псковского облисполкома А. И. Перегуду со следующим письмом:

«Святогорский монастырь где покоится прах А. С. Пушкина, восстановлен Ленакадемстроем после разрушения немецкими захватчиками точно в облике пушкинской эпохи, как историко-культурный памятник. Именно так восстановлена и колокольня монастыря. Восстановление колокольни нельзя считать законченным до подвески колоколов, представляющих собой неотъемлемую архитектурно-композиционную часть.

Все колокола, полученные с Вашей помощью из недействующих ныне церквей Псковской области, очень старые (XVII—XVIII вв.), существовали здесь и до Великой Отечественной войны. Само собой разумеется, что подвеска колоколов преследует только одну цель: сохранение историко-архитектурного ансамбля, и их

использование не будет иметь место. Академия наук СССР считает подвеску колоколов необходимой и бросит Вас со своей стороны дать на это согласие».

Этот призыв тоже не нашел никакой поддержки. И все-таки главный хранитель пушкинского наследия на нашей земле Семен Степанович Гейченко считал, что такое время, когда Святогорская звонница подаст свой голос, обязательно придет, и исподволь стал собирать старинные колокола. Сначала они стали неотъемлемой частью Михайловской усадьбы, и многие гости услышали впервые их голос именно там, а потом уже в Пушкинских Горах. Как удалось Семену Степановичу собрать полный ансамбль для звонницы когда колокола стали подлинной радостью, можно только удивляться.

— Один старинный колокол найден у нас дома, в Пушкинских Горах, — вспоминает он, — другой привезен из Бахчисарая, третий— из православной церкви в Берлине — в общем, каждый имеет свою историю. Есть и такие, которые слышал Пушкин.

В моей памяти сохранились два эпизода, свидетелем одного из которых довелось быть самому, а о другом рассказывал покойный Василий Яковлевич Шпинев, бывший хранитель музейных фондов.

Как-то к Семену Степановичу пришел домой священнослужитель одного из приходов. Я понял, что он, понимая значение Пушкина, отдал музею для звонницы Святогорского монастыря старинный колокол в обмен на более поздний. Это кому-то из прихожан не понравилось, и священник пришел за помощью: подтвердить и разъяснить людям, что сделано благое дело. Как говорится, дело было серьезное. А вот Василий Яковлевич вспоминает о другом. Ему с одним из реставраторов, по-моему Смирновым, довелось вести один из колоколов через Москву. Когда они с колоколом, который несли вдвоем на толстой палке, вошли в метро, реставратор чуть качнул палку, и колокол оглушительно бухнул на все подземелье. Нстественно пассажиры, собравшиеся на перроне, сразу повернулись в их сторону.

- Надо же, батюшка не побоялся побоялся через метро колокол везти, - сказал кто-то. А он на потеху людям качнул еще раз.

В 1978 году наконец-то колокола были. подняты на свое извечное место. Но до того, чтобы они зазвучали, снова потребовалось время.

Кстати, и мы, газетчики, очень робко написали о том, что звонница восстановлена, хотя, если быть более точным, то, образно говоря флаги были подняты, но не развевались. И тут помог Пушкин. Именно в праздники поэзии в гимн Глинки «Славься!", исполняемый в честь великого поэта у стен монастыря оркестром, когда люди поднимались на Синичий холм, его чествовать, впервые влился голос святогорских колоколов. Теперь это стало традицией. Более того, сегодня мы слушаем их каждый день, и на душе светлее и радостнее. Это не просто дань традиции. Это и слава Пушкину, и слава народу, и слава торжеству разума. Как писал поэт:

Да здравствует солнце,

да скроется тьма!

А . Савыгин,

член Союза журналистов СССР