Командир корабля капитан 1-го ранга Мещерский, правнук известного в России графа Ме­щерского, дал добро на уволь­нение. К трапу корабля был подан корабельный баркас. Старшим по доставке личного состава на берег был назначен командир зенитной батареи, а с ним — старшина баркаса и моторист. Нарушений не было никаких. На баркасе находи­лись 12 весел, пробковые спа­сательные пояса, стационарный мотор, анкерок с питьевой во­дой, якорь с пеньковым тросом, исправные зажженные отличи­тельные фонари и поднятый военно-морской флаг. Состоя­ние моря вполне позволяло ус­пешно произвести увольнение, и баркас отбыл от корабля в назначенное время. Корабль находился в трех-четырех ми­лях от берега.

Моряки благополучно при­были в Купеческую гавань и ушли в город. За время, пока матросы находились в уволь­нении, погода ухудшилась, на море поднялась волна. Точно в назначенное время все моря­ки вернулись из увольнения и начали размещаться в баркасе. Мичманы на глаз смогли оп­ределить состояние моря. Они приняли решение остаться на берегу и посоветовали выгру­зить половину личного состава, забрать людей вторым рейсом или ждать указания с кораб­ля. Это было правильное реше­ние. Но старший лейтенант взял на себя ответственность и дал команду «отваливай, идем на корабль». При выходе из ворот гавани в открытое море баркас стало бросать всё силь­нее и сильнее. Старший барка­са дал команду повернуть к берегу. При развороте баркас перевернулся вверх килем, и моряки оказались в воде.

Все произошло неожиданно. Спасательные пояса заранее не были розданы. Тяжелый ста­ционарный мотор потянул бар­кас. ко дну, пропали и отличи­тельные огни. Командир, уви­дев, что исчезли отличительные огни, стал метаться с бинок­лем по верхней палубе кораб­ля. Спустить второй баркас или шлюпки на помощь тонувшим на такой волне, в три-четыре балла практически уже невоз­можно. Был подан сигнал бед­ствия. Из бухты вышли спаса­тельные буксиры и катера. При зажженных прожекторах, они перепахали весь рейд, но ре­зультаты поиска ничего не дали. И лишь чудом один из тонувших, матросов доплыл до стоявшего на рейде вспомога­тельного судна, откуда был за­мечен и поднят на борт.

Пятьдесят семь моряков не вернулись на корабль. Четверо моих друзей не вернулись в наш кубрик. Мы всю ночь не спали, бродили по верхней па­лубе, всматриваясь  в темноту моря. Шесть трупов поутру волна выбросила к памятнику Русалке, остальные начали всплывать через трое-четверо суток. Я участвовал в похоро­нах своих друзей, знаю их братскую могилу. На установ­ление памятника были собра­ны средства со всей эскадры. Командир нашего корабля был снят с должности, дальнейшая его судьба никому не известна. Не суждено было предстать перед судом и старшему лей­тенанту— он утонул со всеми. Живыми свидетелями остались два мичмана, оставшиеся на берегу, да чудом спасшийся матрос, который сразу досроч­но был демобилизован.

Новым командиром корабля был назначен капитан первого ранга Абашвили с крейсера «Максим Горький».

По приказу Сталина в 1952 году крейсер «Чапаев» был передан в распоряжение Се­верного флота. За призовые артиллерийские стрельбы он был награжден серебряным кубком. Более 80 артиллери­стов награждены ценными именными подарками. Мне был предоставлен внеочередной от­пуск. Прослужив пять с поло­виной лет на двух крейсерах— «Киров» и «Чапаев», я осенью 195.2 года демобилизовался и пошел строить военные кораб­ли. Но море всегда со мной — в моей душе, моей памяти.

Б. САВЕЛЬЕВ.