На улице  ко мне подошел молодой мужчина и без всяких предисловий ска­зал:

 — Очередь за золотом со­берется на перекличку в по­недельник в десять утра у «Культтоваров». Идти туда надо с нарядом милиции, а заводилу вообще посадить на пятнадцать суток. У нее это мания. Она все очереди в городе организует.

Сказал он это так энергич­но и категорично, что я слег­ка оторопела.

 — А почему вы мне это говорите?

 — Я слышал, вы интересовались этой очередью...

 Я действительно интересо­валась этой очередью. И не по своей инициативе. Если признаться честно, мне во­обще не хотелось браться за эту тему, несмотря не толь­ко на обращение людей по этому поводу в редакцию, но и официальный разговор на уровне руководства города. Не хотелось, потому что по характеру своему не терплю конфликтов, стараюсь их вся­чески избегать и поддержи­вать добрые отношения со всеми, с кем меня сводит судьба. А здесь я, что назы­вается, кожей чувствовала— безопаснее написать несколь­ко «крутых» криминальных репортажей, не исключая воз­можности случайной встречи с одним из их «героев» ве­чером в безлюдном переулке, чем один на один встретить­ся с «золотой» очередью. Но профессия обязывает... При­шлось пойти...

Утро было как в извест­ном романсе «седое, ту­манное». Вообще-то доволь­но паршивое было утро: свер­ху тускло, снизу грязно, в промежуточном пространстве сыро — что-то между дож­дем и снегом. И вот, ощущая все прелести этой очарова­тельной погоды, стала я про­гуливаться у «Культтоваров». В гордом одиночестве. Пото­му что очереди не было. Ни­кого. Ни одного человека.

Погуляв минут тридцать, до полного омерзения к по­годе и природе, отправилась я искать источники дополни­тельной информации. И вы­яснила, что очередь должна собраться на перекличку не сегодня, а завтра, в это же время. На завтра, на десять утра, в редакции была на­значена планерка. Но меня с нее, конечно, отпустили. Оче­редь ждать не будет.

Она и не ждала. И я опять, вызывая легкое недоумение прохожих, спешащих мимо под зонтами, беззаботно ды­шала свежим воздухом у «Культтоваров». Пока мне не сказали продавцы из мага­зина, что есть сведения, что очередь перекликается один раз в три дня. Стало быть, завтра...

Когда «завтра», в десять утра, я непринужденно зая­вила редактору, выдавшему меня по делу, что опазды­ваю  и что мне нужно все-та­ки застать очередь, он на ме­ня посмотрел внимательно...

«У меня такое чувство, — сказал он, глядя поверх оч­ков, — что ты не туда хо­дишь...». «Туда»,  — ответи­ла я, на этот раз в полном ладу с собственной совестью.

«Культтовары», как обыч­но, были на месте. Но очере­ди не было. По последним данным, ее инициативная группа приняла волевое ре­шение — перекликаться по пятницам. Хоть месяц. Хоть два. Хоть всю оставшуюся жизнь. Пока золото не при­везут. Перспектива ходить всю оставшуюся жизнь к «Культтоварам» к десяти по

пятницам, чтобы поймать хвост «золотой» очереди, мне не подошла. И вздохнув лег­ко и свободно, я покинула столь полюбившееся мне ме­сто. А через два часа в магазин привезли золото…

Они стояли уже у прилавка. Совсем немного их было — человек шесть — семь. Но в глазах такая решимость... Такая... Что улы­баться я стала еще от две­рей.

 — Здравствуйте. Здесь очередь за золотом?

 — Здесь.

 — Но, наверное, это не вся очередь, а лишь часть — организационная группа?

 — У нас нет организацион­ном группы. У нас есть список.

 — Но что-то послужило толчком для создания оче­реди? Было сделано какое- то сообщение, объявление или что-то в этом роде, что­бы все желающие могли за­писаться в эту очередь?

 — Нет. Стихийно собра­лись. И другой очереди мы не допустим. Мы уже месяц ходим отмечаться.

 — Месяц? Почти каждый день к десяти утра? А как же, если в это время — ра­бота?

 — У меня работа в основ­ном в вечернее время, она вот — посменно работает, эти женщины — пенсионер­ки...

 — Но в списке ведь не десяток человек. Можно, кста­ти, его увидеть?

 — Если хотите записаться, мы вас запишем, а список не покажем.

 — Почему?

— Был случай — его из рук вырвали и уничтожили.

 — Даже так? А по-друго­му нельзя? Подобрее, поспокойнее, без злобы? Ведь так, бог знает, до чего дойти мож­но. Есть друг друга начнем...

— И начнём, — радостно сказала та, что в основном и вела этот наш диалог. И добавила. — Как в блокадном Ленинграде...

В блокадном Ленинграде? Глядя на ее ды­шащее злобой и здоровьем лицо, вспомнила я свою ста­ренькую соседку по ленин­градской коммуналке — Елизавету Максимовну, пере­жившую и блокаду, и то, что было до и после нее. Имела Елизавета Максимовна очень плохое здоровье,  не позво­лявшее ей даже во двор опу­ститься лишний раз с четвер­того этажа старого, высокого дома без лифта. А потому чаще сидела она в кухне и поджидала, когда кто-нибудь из нас с работы приедет. Дождавшись, сообщала ново­сти. Примерно такие: «Схо­дила хлеба свежего полкилограммма купила. До рынка дошла. А там уже картошеч­ку свежую продают. Я взя­ла...». И угощала нас, молодых и здоровых, вечно бегу­щих куда-то и неуспевающих, отваренной и прикрытой для тепла полотенцем, первой све­жей картошечкой, рыночную цену которой мы хорошо знали. Угощала от чистого сердца, от доброты. Угощала бескорыстно, имея пенсию в пятьдесят рублей и привыч­ку со времен блокады хлеб считать на граммы и кило­граммы...

Давайте же, мои отваж­ные соратницы по битвам в «золотых» очередях, не бу­дем себя сравнивать с бло­кадницами. Не будем трогать хотя бы это.  Они за хлебом стояли, оставив дома умира­ющих голодной смертью де­тей. А мы в очереди за серь­гами и цепочками готовы гор­ло друг другу перегрызть.

• Довели нас до этого — сказала мне все та же моя собеседница по очереди, — разве мы виноваты?

Да. Довели. До карточек на маргарин и мыло. До километровых очередей за «кошачьей» колбасой и пи­рожками с ливером. До сознания не напрасно прожитого дня, если нам удалось ку­пить трехрублевые колготки. До полного жизненного аб­сурда, где с одной стороны нищета и убожество сущест­вования, даже не осознанные нами до конца, а с другой стороны — яростное, на гра­ни потери человеческого об­лика, добывание такого «не­обходимого » сегодня золото­го украшения.

• Вы можете предложить что-то другое, более справед­ливее? — спросили меня в той же очереди.

Действительно, дело не простое. Но мое мнение, что должна быть обыкновенная «живая» очередь, организо­ванная с момента поступле­ния товара в продажу. Во всяком случае для золота это вполне приемлемо. Есть угроза, что первыми в ней будут «блатники», получаю­щие информацию у работни­ков торговли? Но ведь «пер­вые» из сегодняшней месяч­ной «записной» очереди сами информировали продавцов магазина, что будет поступ­ление товара. Откуда такие сведения? Справедливым пу­тем они получены? Тоже по знакомству. Значит получа­ется, что справедливость нужна только в отношении других, а. для себя все сред­ства хороши? А как же быть медсестре, которая не может, бросив больных, уйти из про­цедурной к десяти на пере­кличку? Рабочей, не имею­щей права остановить в это время станок? Учительнице, которая наших детей в это время учит? Да и всем дру­гим, не пенсионеркам, не имеющим посменную работу или хотя бы возможность в любое время покинуть свое рабочее место?

Есть предложения? Пре­длагайте. Руководители города готовы выслушать нас и на основе обществен­ного мнения принять какое-то решение: очереди ли, рас­пределение ли по предприя­тиям или еще какой вариант. Но такой, чтобы он устраи­вал хотя бы большинство. Впрочем, с введением дого­ворных цен все может ре­шиться само собой. И будет лежать золото... Но это не самое страшное. Страшно и больно другое.

Нарастают озлобление и ожесточение. Мы теряем че­ловечность. Даже в тех слу­чаях, где имеем возможность и обязаны ее сохранить. Сейчас медики и психологи с тревогой отмечают, что часть детей, похоже, имеют патологические изменения психики — они от рождения лишены способности к сопе­реживанию, состраданию, сочувствию. Что-то происходит в материнском организме, и он не передает ребенку этих способностей. Что происхо­дит? Несколько дней пере­боев с хлебом, и толпа в мо­мент привоза смела хлебные полки. Далекие до истощения люди рвали хлебные бухан­ки из чужих рук. Появилась угроза подорожания золота, и вот стоит очередь, готовая на все...

Да, что-то мы успели приобрести. Жаль, потеряем больше.

Л. САЛЬКОВА.