Уважаемая редакция газеты “Красный маяк”. Я родилась в Опоч­ке, здесь выросла и окончила шко­лу, вышла замуж и уже более двад­цати лет живу в Санкт-Петербурге. Сейчас у меня в родном городе из родственников никого не осталось, но каждый год весной приезжаю на могилу своих родителей. Я остано­вилась в гостинице. В тот день в кафе, расположенном в этом же здании, гуляла молодежь. Свадьба ли это была или другой какой праз­дник, не знаю, но юное поколение шумно веселилось. Все бы ничего, если бы не душевное потрясение, даже шок, который я испытала на следующее утро.

Гостиница есть гостиница, сон на новом месте всегда неспокой­ный. И вот рано утром вышла я из номера, чтобы пройтись по родно­му для меня городу. И была пора­жена. На улице, недалеко от гости­ницы, валялось множество шпри­цев. Всю жизнь отработав медицин­ской сестрой, я понимала, что вряд ли больным здесь вводили какие-то лекарства. Значит, наркоманы. От знакомых я слышала, что нар­комания захватила и тихую благо­пристойную Опочку. Но одно дело разговоры, когда страхи могут быть преувеличены, а другое дело уви­деть все самой. Наркомания сама по себе вещь страшная, но ей ведь сопутствует и распространение СПИДа.

В жизни мне довелось наблю­дать, как погибал от этой болезни молодой еще человек, как он ухо­дил из жизни, мучительно и безна­дежно цепляясь за ее остатки.

В нашем доме на проспекте Стачек в Санкт-Петербурге (тогда еще Ленинграде) жил Игорь Чума­ков. У него было все: обеспеченная жизнь, интересная работа, хорошая семья, дети. И самое главное, че­ловек он был на редкость широкой души, добрый, чуткий. Все соседи его называли “наш Игорек”. И се­мья была замечательная. Но изме­нилось все резко и вдруг.

Игорь Чумаков после окончания мореходки служил в торговом фло­те, повидал мир и где-то там, в да­леких странах, заразился ВИЧ-ин­фекцией. Мы тогда (а было это в 1989 или 90 году, сейчас точно не вспомню) и слова-то этого не зна­ли. Слышали про СПИД, что он не­излечим, что заражаются им через кровь. Пожалуй, и все. Считали, что это где-то там, в Африке, Америке, а в СССР этого нет и быть не может.

И вдруг, как гром среди ясного неба, - у соседа СПИД. Не знаю, как было бы сейчас, но в то время эта новость стала известна всему дому. Соседи, да и я тоже, сначала не ве­рили, сомневались, да и Игорь вида не подавал. Все такой же приветли­вый, бодрый, спортивный, по-пре­жнему ездил с лыжами за город (у семьи Чумаковых под Сестрорецком была дача). Но слухи ширились, рас­ползались, обрастали подробностя­ми, зачастую скандальными, сейчас, как я думаю, наполовину вымыш­ленными. Зачастили в квартиру Чу­маковых врачи, стали опрашивать и нас, соседей. Сомнений уже боль­ше не было. Да и по поведению са­мого Игоря все поняли - произошло самое худшее. Как-то он весь пере­менился. Нет, не в смысле здоровья, внешне ничего замётно не было, а было видно, что у человека произо­шел душевный надлом, что его по­стоянно что-то гнетет.

Через пол года, а может, чуть раньше, он уволился с работы. Не знаю, начальство нашло для это­го какую-нибудь причину или сам он уже не мог служить в коллек­тиве, но только перебрался он в соседнее ЖЭУ, то ли каким-то счетоводом, то ли еще кем-то. Через год уехала к родителям на Алтай жена, забрала детей-дошкольников. Разошлись они тихо, продали машину и дачу, но трех­комнатную квартиру разменивать не стали, так за Игорем и оста­лась. Мы особенно и не осужда­ли его жену Ларису, понимали, все-таки двое маленьких детей.

Но после этого Игорь потерял всякий интерес к жизни, забросил спорт, стал выпивать, сначала понемногу, затем все больше и больше. Сдружился во дворе с местными выпивохами. Они одни относились к нему без предвзя­тости, но деньги из него тянули исправно. В квартире у Игоря было много редких, ценных ве­щей, собранных со всего света. И начал он эти диковинки таскать к станции метро “Автово”, прода­вать, чтобы заработать на выпив­ку. Когда увидит меня, отвернет­ся, в глаза стыдится посмотреть. Совестливый был человек. По­немногу, но неотвратимо ухудша­лось его здоровье. Игорь замет­но постарел, осунулся. Если раньше он очень аккуратно и со вкусом одевался, то теперь одеж­да на нем висела мешком. Часто попадал в больницу, особенно зимой, возвращался домой - и снова на больничную койку. Может быть, ему стоило попробо­вать лечиться какими-нибудь импортными дорогими лекар­ствами, деньги ведь вначале у него были, но, по моему мнению, Игорь уже и сам ни во что не ве­рил, смирился с судьбой.

Очень тяжело было видеть, как шаг за шагом уходил из жиз­ни, совершенно безвременно, этот хороший молодой человек. Началось у него какое-то кожное заболевание - лицо, руки, шея покрылись серовато-фиолетовы- ми пятнами. Страшно было и смотреть. Несколько раз приез­жала ”скорая”, забирали в боль­ницу. Последний раз увезли Игорька, и увидели мы его уже только в гробу. Хоронили его в июне 1996 года, как сейчас по­мню, на следующий день после президентских выборов.

Кто-то из наших соседей за­видовал этой семье, когда у них все еще было нормально, их до­статку и благополучию. Кто-то яростно осуждал Игоря, когда узнали о СПИДе. Но смерть при­мирила всех. На похоронах было много народа, даже пришли те его друзья, которые в тяжелую минуту от него отвернулись.

Не знаю, сочтет ли нужным редакция опубликовать мое пись­мо, да и вряд ли это остановит наступление наркотиков и СПИ­Да, но если даже один молодой человек или одна девушка, узнав эту историю, остановится перед последней чертой, не сделает шаг в эту страшную черную без­дну, я могу считать свой граждан­ский долг выполненным.

Вот такие невеселые воспо­минания навеяли мне эти раз­бросанные по улице использо­ванные шприцы.

С уважением Т. АНДРЕЕВА.