Вид из окна: огонь и смерть

вт, 02/02/1993

Информационные програм­мы радио и телевидения на­поминают теперь военные сводки. Все шире фронт на­циональных конфликтов. Все больше республик бывшего Советского Союза захватыва­ются огнем бессмысленных междоусобиц. И все больше людей вынуждены спасаться бегством, покидая обжитые места...

Беженец. Это слово не так уж давно было из иного вре­мени, забытого и трудно пред­ставимого. А теперь оно вновь вошло в повседневность.

За минувший год у нас в Опочецком районе зарегист­рировано десять семей бе­женцев. Пять семей из Мол­довы, три—из Грузии, две — из Таджикистана. С членами одной из таких семей встре­тился недавно наш коррес­пондент.

Вот что рассказывали лю­ди, совсем недавно слышавшие свист пуль и разрывы снарядов в городе, где мирно жили до того более двадцати лет.

 —В Душанбе мы приехали, в 1969 году из Новосибирска, по вызову, как специалисты. И до февраля 1990 года все было хорошо. И работа хоро­шая, и жилье прекрасное, и соседи и таджики, и те, кого стали теперь называть русскоязычными, — добро­желательные, славные люди. Словом, всем мы были обес­печены. И не верилось нам, что такое — возможно...

В ноябре 1989 года, — продолжает Галентина Пав­ловна Б., — я была в гостях у своей сестры. Обсуждали события в Нагорном Караба­хе. Помню, сказала ей: «У нас такого не будет. Таджики - совсем другие». А прошло чуть больше двух месяцев, и началось…

- После февраля 1990 года все стало иначе, — рас­сказывает Василий Николае­вич Б. — В магазинах не возьмешь ничего. Для нас, русских, продуктов не было. Ввели карточки: сорок грам­мов масла на месяц. И тех не отоварили... Не отоварить было и хлебные карточки.

Горько было слышать упреки от таджиков: из-за вас, мол, это все. Словом, нас всяче­ски подталкивали к отъезду.

А уезжать было очень трудно. И морально: ну как вдруг все бросить и уехать? И физически: не достать бы­ло ни контейнера, ни грузово­го вагона. Только через по­дачки. Выехать более-менее нормально смогли только те, у кого были какие-то сбере­жения. Трудно было с выез­дом еще и потому, что война ведь идет, дороги блокирова­ны.

Грузились в вагон с вели­кими трудностями. Все на се­бе таскали по Железнодо­рожным путям, Но — уеха­ли… В следующую же ночь та погрузочная площадка, где стоял накануне наш ва­гон, и железнодорожный путь были взорваны. Так что нам повезло. Могли потерять все.

— Родители — пенсионе­ры, — включается в разговор дочь хозяев Наталья Василь­евна. — Им не довелось столкнуться, как мне, с национа­льной дискриминацией. Я ра­ботала в национальном банке, в управлении инкассации, кадровиком. Как начались со­кращения — увольняли нас, русскоязычных. На руково­дящие должности назнача­лись только таджики...

- Вы спрашиваете, виде­ли ли мы убитых,— говорит Галентина Павловна. — Естест­венно! Война же, И сами рис­ковали нарваться на шаль­ную пулю. Хоть и говорили воюющие, что русских они не трогают, но ведь пуля же не разбирает...

Шли мы с дочерью ноче­вать к ней домой. Бегут тад­жикские ребятишки, босые, раздетые: «Ой, тетеньки, не ходите туда, там убивают, жгут!». Потом из окна до­черниной квартиры видели: горит кишлак. Выстрелы, крики, трупы на земле... Три дня кишлак горел. И те, что убивали и жгли, не разре­шали убирать мертвых...

- А квартиру без присмо­тра даже и на два дня нельзя было оставить, — сказала Наталья Васильевна. — Сра­зу взламывали, вселялись самовольно, растаскивали вещи... В моем подъезде так четыре квартиры взломали.

...Сейчас эта семья живет в Опочке у родственников. В основном ведь и едут люди из «горячих точек» к родст­венникам да к знакомым. Де. нег, чтобы купить дом, у этих людей нет. Потому что дома у нас сейчас очень, очень дороги... Старшие члены семьи получают пенсию. Младшие пока без работы. С работой в Опочке, все знают, непросто... Помощи на стоящей правительство беженцам пока не оказало. Правда, экономист Опочецкой районной администрации занимающийся беженцами Людмила Алексеевна Степанова сказала, что на территории Опочецкого торфопредприятия заложен на деньги выделяемые из республиканского бюджета, восемнадцатиквартирный жилой дом предназначенный именно для них, для беженцев. Построен должен быть в 1993, то есть уже нынешнем году. Так что потерявшие в огне конфлик­тов родной кров люди, воз­можно, смогут обрести его у нас, на Псковщине. Дай им Бог...

Ю. НЕСТЕРЕНКО.