С такими руками — парикмахером? Да ты сам, парень, посмотри на них. У нас дело тонкое, ловкости требует. А ты с эдакими... — «граблями». Нет, не будет толку. — Заведующий смотрел на Андрея с сожалением. Перед ним стоял совсем еще мальчишка. И по всему было видно, что жилось ему очень несладко. Пожалел парнишку. — Оставайся на месяц. Попробуй, может что-нибудь и получится...
Происходило все это более чем полвека назад. Старожилы Опочки помнят, наверное, дом старого Круминга, что на пересечении улиц Ленинской и Калинина. В одной его половине жил он сам, а другую тогда арендовали под парикмахерскую. Здесь и начал свой долгий трудовой путь Андрей Алексеевич Алексеев, ныне человек в городе известный, уважаемый, ветеран труда, парикмахер высокого класса. Тогда же Андрея Алексеевича по отчеству еще не называли. А специализировался будущий мастер своего дела в основном на мытье по лов, да иногда позволяли ему кассиршу подменять. К клиентам пока не допускали.
По сравнению с тем, чем приходилось Андрею раньше заниматься, мытье полов было делом пустячным. Работал не по возрасту много и тяжело. Баловать некому было. Сиротой рос.
Испытательный месяц прошел быстро. Наступил день, когда надел Андрей белый халат и взялся за ножницы. Шел 1932-й год.
Воспоминания... Андрей Алексеевич задумался и замолчал. Молчала и я, заметив, как неловко пытается он скрыть предательски заблестевшие вдруг глаза. Что пришло ему на память? Годы сиротства? Свой трудный, первый самостоятельный хлеб? Война?
В тот день Андрей работал. В кресле сидел клиент, требовательно следящий в отражении зеркала за руками мастера. За растворенным окном негромко шумел маленький городок, а в привычные «одеколонные» ароматы парикмахерской ту гой волной вливались запахи июньского сада, зелени, разогретой дороги. Хорошо бы на речку, в воду... Громыхнуло. Гроза? Мужчина в кресле осторожно, чтобы не помешать Андрею, покосился в сторону окна. Не похоже. А воздух продолжал сотрясаться. Один раз, второй и еще, еще... Теперь был отчетливо слышен и другой звук — надсадный, тяжелый гул самолетов. Бомбили железнодорожную станцию.
А к вечеру Андрей вместе со всеми уже метался в панике и неразберихе эвакуации и
отступления. И утро казалось чем-то далеким и нереальным.
В армию Андрея не взяли по состоянию здоровья. Уехать не успел. И на второй день войны он пешком ушел в свою родную деревню Сергейково.
Впереди были три года вражеской оккупации. Горя, что выпало на них, хватило бы не на одну, на несколько жизней.
Но судьба оказалась щедра. Наделила горем, не обошла и радостью, счастьем. Правда, было все это уже потом. Когда в июле сорок четвертого вышел Андрей из лесу, где вынужден был скрываться последнее время (фронт сдвигался на запад, и немцы сатанели в своей лютости), и вместе с нашими частями вошел в город, то не узнал его. Вместе с другими восстанавливал из руин и пепла и строил свой дом, где вырастил потом сына, куда внучки его так полюбили приезжать. И вновь работал.
Можно много назвать профессий, где требуются смелость и решительность,
острый ум и мгновенная ре акция отвага и мужество. Профессий достойных громких слов и уважения. Но разве меньшего уважения заслуживает профессия, главное в которой — дарить людям хорошее настроение?
Нагляделся в своей жизни Андрей Алексеевич на слезы человеческие, а потому так
ценит теперь радость в глазах человека. Можно, наверное, и в его деле обойтись без
любви к людям. Но тогда не стало бы оно для него единственным и необходимым.
Единственным — потому что ему отдал он пятьдесят два года своей жизни. Необходимым — так как и теперь будучи давно пенсионером, Андрей Алексеевич продолжает трудиться.
На втором этаже одного из домов на Завеличье — маленькая парикмахерская. Здесь теперь хозяйничает Андрей Алексеевич. Клиентура у него, можно сказать, постоянная. В основном — пожилые люди и дети. Но и молодые, попав к Алексееву, уходят от него довольные. Ведь он настоящий мастер. И отмечено это многими грамотами и значками. Но главная награда для Андрея Алексеевича, когда видит он, что его работа нравится, когда люди остаются ему благодарны.
Л. САЛЬКОВА.