Сережа. Шестнадцать лет.
- Маму помню. А отца нет. Я его и видел-то один раз наверное. Был тогда совсем маленьким, лет шести. Мама говорит бабушке: «Сережку тебе оставлю, присмотришь». А бабушка не соглашается: «Бери его с собой. Зачем он мне? Вдруг заболею...» Мама взяла меня с собой. Ехали на автобусе, потом шли пешком. Помню какой-то домик, там отец жил. Мы у него ночевали, а через день вернулись к бабушке с дедушкой.
—Кто-нибудь из них сейчас жив?
—Нет. Первым умер дедушка. Пьяный был и газ забыл выключить. Мама с бабушкой пришли, газ выключили. А деду плохо стало. Пока врач приехал, он уже умер. Потом умерла мама. Она совсем еще молодая была. Ей тогда лет двадцать пять было. Выпила много. плакала. А утром я подошел к ней - она лежит, руками спилку кровати обхватила, а глаза открыты. Я сначала думал, она проснулась... Оказалось, она взяла лекарства, что бабушка на ночь пила, и приняла сразу все. Наверно, специально. А может, сильно пьяная была... Я тогда совсем немного пожил с бабушкой. Ей тяжело было со мной, и она отдала меня в интернат. Бабушка тоже умерла. Но она болела.... А хотите я фотокарточку мамы покажу?
Он достал из записной книжки вложенную туда фотографию, на которой красивая молодая женщина закинув голову с тяжелым узлом пушистых темных волос, держала на поднятых руках малыша в ползунках — маленького Сережку. И смотрела на него веселыми, сияющими глазами...
Андрей. Четырнадцать лет.
— А у меня мама есть. Она в Стругах Красных живет. Ее там один наш парень, старшеклассник, встретил. Она его спрашивала обо мне. «Как, — говорит, — Андрею живется?» Но она не может взять меня к себе. Она лишена родительских прав. Потому что в тюрьме сидела...
- Откуда ты это знаешь? _ Так в моей медицинской карточке написано.
- А ты помнишь маму?
- Нет. Но очень хочу увидеть. Хочу, чтобы она нашла меня. Один наш мальчишка в газету написал,
чтобы ему помогли мать разыскать. Моя мама ведь тоже может прочитать обо мне в газете и найти меня. Виталик. Двенадцать лет.
—Я с пяти лет был в детском доме, а с первого класса — в интернате, брат мой — со второго класса. А наши родители живут в Острове. Мы ездим иногда к ним. Когда каникулы. Но мне здесь больше нравится, чем дома.
—Почему?
—Мать с отцом пьют...
—Часто ?
—Всегда, если деньги есть.
—Они тебя, что же, обижают?
— Нет. Им все-равно...
День переходил во вторую половину. Проглянувшее после дождя солнце быстро прогревало его, наполняло ласковым, живым теплом. А я сидела среди этих мальчишек и кожей чувствовала — мерзну. До озноба. И дело было не в том, что они рассказывали. А в том — как. С готовностью. Обыденно. Без малейшей тени неловкости или 6оли. Ведь у каждого из них в недолгой пока еще жизни — подобная история. И нет у них другого жизненного опыта. Не знают они другой жизни, а ту, что видели — считают чуть ли не нормой. Я глядела на них, таких разных и таких одинаковых, на ряд кроватей в комнате на десятерых, на казенную мебель и белье и понимала — не получился у меня задуманный бодрый репортаж про пионерское лето ребят из школы-интерната для детей-сирот. Про то, как это здорово — свой пионерский лагерь. Потому что вовсе это не так уж и здорово...
Он мало чем отличается от других летних пионерских лагерей, этот лагерь «Сокол» в деревне Соколове. Главное здание — бывший барский дом. Новый, лишь наполовину законченный спальный корпус, белеющий свежей древесиной и пахнущий краской. Застекленная столовая, простая, без затей, но просторная. Спортивная площадка. Собираются здесь строить баню. Есть собственное поле с порохом, редиской и еще чем-то. Есть даже овчарня, где ребята трудятся по графику, а руководят ими семиклассник Миша Тимофеев и девятиклассник Сережа Кузнецов. 3десь очень хорошо кормят: и мясо в достатке, и молочные продукты, и овощи свежие, постоянно есть конфеты и печенье, ели ребята уже и арбузы, персики, сливы. Проводятся здесь спортивны мероприятия, походы, концерты-«ромашки», операция «Зеленая аптека», конкурсы на лучший букет. В общем, все как во всех подобных лагерях — под горн и барабан, строем и с песней. Разница лишь в том, что эти ребята так живут не один летний месяц, а весь год.
***
шей вместе в огромные детские дома, интернаты, лагеря этих детей, мы доламываем то, что уже дало трещину. - их души.
Не буду углубляться в проблему. Ее пытаются решить. И один из путей решения — создание семейных детских домов. Но для этого необходимы и средства, и время, которое уходит. Нужно делать что-то уже сегодня. Что? Если следовать сегодняшней теме — подумать пока над организацией летнего отдыха детей-сирот. Так ли нужно, чтобы и лето они проводили в своих коллективах? Может, для их социальной адаптации полезно было бы разъехаться им по разным лагерям, где отдыхают «домашние» дети? Если и это сложно, то хотя бы пионерские лагеря, действующие на базе интернатов, не подводить под общий режим. Попытаться «одомашнить» их.
Пытаются в «Соколе» что-нибудь сделать в этом направлении. Начальник лагеря Галина Николаевна Редькина вместе с педагогическим коллективом стараются найти такие формы работы, которые бы не сдерживали индивидуальность, были ненавязчивыми, не ставил детей в строгие рамки плановых мероприятий. Но существует режим. Его исполнения требуют контролирующие организации.
Наверное, не все со мной согласятся. Дескать, сыты дети, присмотрены в тепле. Что еще нужно? А у меня перед глазами большая комната с рядом кроватей, на которых не сразу и увидишь маленькие, сладко свернувшиеся во сне фигурки. Малыши отдыхали после бани. Спали под облезлыми, но теплыми одеялами. Спали, и проходящее время не приближало их к тому дню, когда в конце лагерной смены за детьми приезжают родители.
Мы уезжали из лагеря по размытой дождями проселочной дороге. За поворотом он открылся с другой стороны и издали. Лучше всего был виден лужок с пасущимися на нем овцами и два пастушка, сидящих на пригорке. Они долго прощально махали вслед нашей машине. Пока из глаз не скрылись. И водитель, обычно далекий от наших профессиональных дел, вдруг сказал:
— Ты пиши все так, как есть...
Л. САЛЬКОВА.