Когда мы остались в комнате одни, Евдокия Дмитриевна, оглянувшись на дверь, вдруг зашептала так горячо, с таким желанием убедить, что я даже растерялась.
— Забери меня отсюда, милая, хорошая, забери... Я тебе отработаю... Я ведь все еще могу. Вот только нога болит, подводит. Забери...
Я старалась не смотреть в ее глаза. В этих глазах была мольба. Еще минуту назад я поразилась их пустоте, какой- то отрешенности, и вот теперь...
А она говорила, торопясь успеть, пока сюда не вошли...